"Мне хочется кричать на весь мир – чтобы нам помогли"

 
  • Тарас Зозулінський

Во Львове появилась уникальная клиника лечения онкобольных. Медицинскому персоналу удалось эвакуироваться и вывезти из охваченного огнём и ежедневными обстрелами Краматорска оборудование на сотни миллионов долларов.

В прошлом материале мы рассказали, как врачам из Донбасса это удалось сделать. Сегодня же о Краматорском онкологическом диспансере изнутри.

- Это наше отделение, вот комната в которой находится наш медицинский персонал, работающий здесь, - начинает экскурсию по уникальной клинике Валерий Кетов, областной онколог Департамента здравоохранения Донецкой областной военно-гражданской администрации.

– В лечении больных нам помогают и девушки – интерны.

Валерий Кетов ведёт нас в палаты. Здесь их несколько, условия достаточно хорошие, и для лечения, и для реабилитации.

Заходим в один из кабинетов, где ведёт приём доктор маммолог. Кабинет оборудован всем необходимым. Аппарат УЗИ, который врачи привезли с собой из Краматорска.

Для трепан-биопсии есть весь спектр обследований, необходимых пациенту, чтобы начать лечение.

В следующем кабинете Краматорского онкологического диспансера (КНП «Областное территориальное медицинское объединение г. Краматорск») тоже проводят приём. Сегодня приём вёл врач эндокринолог.

Этот кабинет также оборудован аппаратом УЗИ, достаточно хорошим, экспертного класса.

Это оборудование ОТМО, привезённое из Донбасса и здесь используется.

– Это было, наверное, ещё три месяца назад. До того, как мы приехали сюда, – вспоминает главный онколог Донецкой области Валерий Кетов.

- Выходит в апреле. В апреле мы там еще работали у себя, и еще много оперировали. Но потом, когда обстрелы участились, мы поняли, что уже не можем обеспечить безопасность пациентов. И было принято решение, что нужно уезжать. И спасать оборудование. Ибо перед нашими глазами был пример Мариуполя.

Выходит первая группа врачей, которые переехали вместе с первой партией оборудования - это было еще в апреле. И мы приехали, разгружали эту фуру сами.

Нам удалось вывезти достаточно много дорогого оборудования, часть которого есть на складе, а часть мы разместили здесь, - говорит Валерий Кетов.

Заходим в эндоскопический кабинет, где проводится эндоскопия, здесь также дорогостоящее эвакуированное оборудование.

– Эндоскопическая стойка, самая последняя, которая есть на сегодняшний день, – показывает Валерий Кетов.

– Сейчас придет наш врач эндоскопист, работающий на этом оборудовании. В принципе, он может более подробно рассказать, что и как.

В первой комнате проводится само исследование, а во второй – стерилизация оборудования. И подготовка к следующему обследованию.

Вот, пожалуйста, наш врач – эндоскопист. - Артём Александрович, несколько слов пожалуйста скажите.

- В нашем отделении у нас есть современные стойки фирмы Олимпус, это одни из последних выпусков, которые имеют большие преимущества над старыми моделями эндоскопических стоек, - раскрывает тайны онкологии донецких медиков Артём Надворный, ведущий врач Медицинского центра ОТМО во Львове.

– Вы видите сейчас Олимпус серии X-43.

Какие могут быть преимущества? Ну первое – само изображение. Здесь самая современная матрица, передающая более чёткое, улучшенное изображение.

Второе – имеет в арсенале двойной фокус. То есть приближение. Максимально можно рассмотреть какое-то непонятное образование. И позволяет более прицельно произвести биопсию.

Также имеют узко спектральный свет, дающий понять, есть ли какой-то патологический рисунок на стенках слизистой.

Также у нас есть дополнительные эндоскопы. Это ультратонкий гастроскоп и ультра тонкий аноскоп.

К примеру, ультратонкий гастроскоп позволяет назальное исследование. Оно более удобно, чем смотреть традиционным эндоскопом. Потому что имеет более тонкий диаметр рабочей части эндоскопа.

Также помогает выполнять эндоскопические манипуляции и операции, например при дешунтировании опухолевых процессов пищеварительного тракта. А также оказание помощи педиатрическим пациентам, – описывает Артем Надворный.

Мы заходим в операционный блок. ОТМО арендует его в сети частных клиник «Родына».

Сразу при входе – палаты интенсивной терапии, где находятся больные непосредственно после операции. Они находятся два-три дня, затем пациентов переводят на пятый этаж стационара, в большие палаты, где больные уже дальше получают лечение и реабилитацию.

В палатах интенсивной терапии есть свой санузел, душ.

Рядом с палатами – комната дежурного врача, осуществляющего контроль за послеоперационными пациентами.

То есть врач рядом, больной рядом, если нужна какая-нибудь помощь.

Заведующий отделением анестезиологии и реанимации Александр Галузинский.

Его здесь весь «приход».

- Ну и теперь святая – святых любого хирургического отделения – операционный блок, – с гордостью декламирует Валерий Кетов.

– Здесь есть обычный стерилизатор, высокотемпературный. Здесь есть низкотемпературный стерилизатор, в котором стерилизуется оборудование, не выдерживающее высоких температур.

Оборудование всё самое современное. Это оборудование «Родыны», которое нам предоставили в наше любезное пользование. -

Заходим в предоперационную комнату, где моют руки и готовятся к операции хирурги.

А дальше — непосредственно операционная.

– Это операционный блок, где мы оперируем. С-дуга, это рентгеновский аппарат, – показывает Валерий Кетов.

- Наша стойкая лапароскопическая, на которой мы тоже работаем, совершаем лапароскопические операции. Среди них «открытые». Вот так выглядит наша операционная комната.

Наркозный аппарат – вот один, тоже экспертного класса. А там в конце – немного более простой наркозный аппарат.

В принципе, оборудования достаточно — работать и работать.

Операции у нас выполняются практически все, что производят в онкологии. За исключением пока торакальных. То есть, торакальные больные, это специфические больные, нуждающиеся в определенном уходе.

Есть у нас врач, торакальный хирург, он же маммолог. Но сейчас не делаем. У себя в Краматорске мы проводили торакальные операции...

Печени, поджелудочной железы, ободочной кишки, прямой кишки, тонкой кишки. Всё, что можно сделать на брюшной полости мы всё делаем. То есть любой спектр совершаемых операций.

Резекция желудка, гастрэктомия – то есть тотальное удаление желудка. Резекция печени; резекция поджелудочной железы

Гемиколэктомия – резекция прямой кишки. Всё это делается как «открытым» способом, так и лапароскопическим, – резюмирует Валерий Кетов.

В Краматорском онкологическом диспансере оказывают помощь жителям и Львова, и Западной Украины.

Но особый уклон на лечении временно перемещённых лиц.

Наш следующий герой расскажет о первых днях полномасштабной войны, обстрелах и бомбардировках, и о том, с чем сталкиваются онкологических больные в Украине во время российской военной агрессии.

Мы, Зубовский Леонид Иванович и Зубовская Татьяна Федосеевна. Мы живем вместе уже 46 лет. Жили в Николаеве все время. У нас была квартира, дача, машина, гараж. Всё это у нас было. А сейчас мы вложили всю жизнь в чемодан и уехали во Львов. Потому что мы не могли жить в Николаеве.

Когда началась война, я не верила в то, что она может быть. Дети мне говорили – мама, собирай вещи, И давай езжай или в Киев, или дальше. У нас две дочери. Взрослые дочери. 40 и 45 лет.

Говорили, поезжай или в Киев или во Львов. Я не верила до последнего.

Но в четыре часа утра 24 февраля дочь позвонила по телефону, и начала плакать. И начала говорить мне – мама, началась война. Мне стало очень страшно - за детей. За себя нет – и я ещё не понимала, как и что.

Здесь у нас недалеко аэропорт. Военный. Начались обстрелы и у нас.

Это было очень страшно. Я проплакала до обеда – я не знала, что делать. Я не верила – что все-таки началась война. Мы вышли на улицу – люди все бежали, все были испуганы.

Стояли большие очереди за продуктами, за водой, в аптеки очень большие очереди.

Мы ничего не смогли купить. Мы пришли домой – то, что у нас было, мы ели целую неделю.

Был очень большой страх, что ты выйдешь и тебя начнут обстреливать.

Мы слышали обстрелы очень часто. Один обстрел был такой силы – я думала, что у меня сердце замерло.

И я уже не жива. Это было в двух кварталах от нашего дома. Там у нас есть такой магазин "Торба". Там такая была воронка – 5 метров на 15.

И вся эта земля поднялась от взрыва. Там разнесло всё. Погибших не было – потому что это было ночью.

Мы два месяца жили в Николаеве, нам было очень тяжело. Дети пересылали нам помощь. Одна посылка шла целый месяц. Мы не могли дождаться, у нас не было лекарства, у мужа давление.

Потом мы дождались все-таки эту посылку. Продукты стали появляться в магазинах. Нам соседи кое-что приносили. А потом у нас не стало воды. Перебили выходящий из Херсона водопровод.

И в Николаеве пропала вода. Это была очень большая катастрофа. Воды не было в магазинах. Воды не было в автоматах. Мы ходили собирали дождевую воду. С водой было очень тяжело.

Мы ездили на дачу, с дачи нам привозили соседи воду. Мы прятались по подвалам – это было и ночью, и днем. Видели, как летели ракеты над нашим домом.

Возле нашего дома, выбило в домах окна. Это был ужас.

Лифты не работали, мы ложимся спать одетые. И боялись, встанем ли мы, не встанем ли. Муж спал в одной комнате, а я в другой. Мы заслонили окна чем могли.

Потом, 29 марта, дети взяли билеты, и мы всё же выехали во Львов. Ехали мы на маршрутке, мы не ехали эвакуационным поездом. Мы приехали во Львов – а здесь совсем другая жизнь. Я очень долго боялась выходить на улицу.

Мне казалось, что подобные обстрелы будут и здесь. Я ходила согнувшись – мне было очень страшно. Здесь совсем другая жизнь, люди встретили очень приветливо. У мужа были проблемы со здоровьем.

Может, ему дала это осложнение – эта война его добила. Мы начали ходить в больницу.

Обследовались. Где-то полтора месяца. Потом нам сказали приговор – что у него онкология.

Сейчас мы ходим на лечение – у него облучение. Осталось ещё шесть процедур и он пьёт таблетки.

Чувствует он себя не очень хорошо. Мне кажется - его "прибила" эта война до такого состояния, что он иногда не понимает, что делается, и как делается.

Ему очень тяжело – болезнь, и ещё эта война. Я никогда не думала, что я в своей жизни переживу такое.

Мне и бабушка, и мама говорили – дети, не дай Бог войны. Я не понимала, что это такое может быть в наше время. В двадцать втором году.

Наш город Николаев очень хороший. Город кораблей. Там уже уничтожили всё. Школы, больницы, дома, магазины. У нас корабельный институт. Кораблестроительный.

Его разбили полностью. Он был у нас такой, и в Санкт-Петербурге. Его уже нет. На остановке, в Корабельном районе, убили людей. Невинные люди. Люди стояли на остановке – их разбомбили.

Сразу пятерых убило, а двенадцать человек ранило. За все время, у нас в Николаеве – около шестисот человек раненых. И сто пятьдесят убитых. За что?

Мне страшно проснутся утром, я боюсь взять телефон, чтобы посмотреть новости, что там делается.

Мне хочется кричать на весь мир – чтобы нам помогли.

У него очень болело. У него рак прямой кишки. У него очень частые поносы, проблема с "туалетом". Он далеко не может ходить. Он вышел – и сразу в туалет. Он очень сильно похудел. У нас это было во время войны, как война началась. Это только начиналось.

Потом мы приехали сюда и пошли в больницу на улице Симоненка. К врачу – проктологу. Сдали все анализы. Отнесли в лабораторию "материал".

И нам подтвердили, что у мужа есть такое заболевание.

Мы пришли к проктологу сюда – во Львовский областной онкологический диспансер.

К проктологу Москве. Он направил нас на процедуры. Сказал, что мы должны пройти лучевую терапию. Мы сделали томографию, сейчас проходим облучение.

Потом, врач сказал, через два месяца – два месяца муж отдыхает – а через два месяца снова нужно сделать томографию.

Данный материал подготовлен и профинансирован The European School of Oncology (Milan, Italy) - https://www.eso.net/