Как воюют украинские онкологи

Андрей Безносенко

— 24 февраля этого года я встретил, как и большинство украинцев дома. Раздавались взрывы, я живу на Правом берегу Киева. Поэтому я хорошо слышал взрывы в аэропорту Гостомеля, в аэропорту Василькова, в других местах, когда пролетали ракеты. Потом последовала тревога, это было около четырех, в начале пятого.

Первое, что я сделал – я перевез и отправил детей, семью в безопасное место.

И собственно уже около шести утра я был в Институте. Потому что там находилось 450 пациентов на стационарном лечении. Кроме того, в ночную смену было более двухсот человек медицинского персонала – обслуживающего персонала. Было сорок детей – в отделении детской онкологии - либо после операции, либо после химиотерапии. Или перед операцией – готовились. Пациенты были и взрослого и детского возраста.

После трансплантации костного мозга. И один ребенок был после всех процедур - перед проведением трансплантации, которая должна была состояться 24 февраля —

— Что от меня зависит для того, чтобы обеспечить безопасность пациентов и персонала Института. Большинство пациентов в течение первых двух дней было выписано домой. Это те, кто живет на Западе и в Центре нашей страны. И они добирались поездом, автобусом или другими путями.

Пациенты из Харьковской области, Николаевской, Херсонской, Запорожской, Донецкой – это более 50 человек – они задержались у нас до двух месяцев. Им было некуда переезжать. Потом уже мы их перевели на Запад нашей страны, а также они продолжили лечение за рубежом. —

Андрей Безносенко

— Детей мы централизовано, под руководством Министерства здравоохранения, благотворительного фонда "Запорука", Наталии Онипко - за что им еще раз спасибо, и каждый раз буду благодарить, организовали эвакуацию во Львов. Затем переход границы и там лечение. Польша, Германия, США. Многие страны откликнулись – по детской онкологии.

Тогда, возможно, помните, был аншлаг на железнодорожных вокзалах, и невозможно было добраться куда-то. Поэтому мы с руководством Укрзализныци договорились за отдельный поезд – потому что наши дети не могут стоять или сидеть всю ночь в поезде по дороге во Львов. Они ограничены в передвижении. Они вынуждены быть либо в лежачем, либо в другом положении. Потому мы пациентов с родителями сажали в железнодорожном депо, а не на вокзале. И когда поезд уже прибывал на перрон, вагон с детьми не открывался, и туда не подсаживались другие граждане. —

Андрей Безносенко

—  Оставшиеся - они остались жить в Институте Рака. Мы сделали укрытие в подвале, почти на пятьдесят коек. Снабдили новыми матрацами, бельем, стратегическим запасом воды, Wi-Fi, кофе и питанием. Там был как медперсонал больницы, так и пациенты, которые не смогли уехать. Поскольку их города были либо под оккупацией, либо уже разбомблены. Это и Черниговская область, и Гостомель, Ирпень, Буча. Это те регионы, которые были под оккупацией и возвращаться было некуда.

Мы все более двух месяцев прожили в Институте, пока наши ВСУ не отразили наступление российских войск. И только после этого мы начали ночевать дома и планировать свою жизнь во время войны по другому.

Не хватало рук, не хватало персонала – даже физически снести кровати в подвал. Помогали врачи. Помогали волонтеры, когда не успевали медсестры, даже ставили капельницы. —

— Через две недели после начала войны, мы приняли решение о возобновлении лечения. Не работали онкоцентры никакие, а пациенты в Киеве оставались. Было много временно перемещенных лиц, и им нужна была помощь. Запас лекарства у нас был, мы начали предоставлять химиотерапию, капали медикаментозные препараты. Это был как дневной стационар, так и стационар полноценный. И этим занимались все: и взрослые онкологи, и детские онкологи, и онкохирурги. Также медсестринские манипуляции часто выполнялись и врачами.

С тех пор и по сей день мы работаем как больница предоставления общей помощи - по хирургии. Это и гражданские травмы, и гражданские хирургические катастрофы, это и острые заболевания органов брюшной полости. Поэтому кроме онкологии гражданские также к нам обращаются. И мы помогаем круглосуточно – больше полугода. Ведь компетенции и опыта это делать – наряду с онкологией – у нас хватает. —

Валерий Зуб

— Действительно, Чернигов, Черниговская область это один из тех регионов, которые были с первых дней в окружении, которые были под оккупацией. И работать в условиях столь полномасштабной агрессии медицинской отрасли было очень сложно.

Хочу сказать по поводу Черниговского онкоцентра, который был под постоянными обстрелами. Все те пациенты, которые в тот период, в первые дни находились на лечении, они были переведены в укрытие. Там и продолжалось лечение в первые дни. Было принято решение перевести всех пациентов, а также оставшийся в заведении персонал – в отдельное помещение, наиболее приспособленное и укрепленное. И там оставались пациенты.

Некоторые – вплоть до полного освобождения Чернигова. —

— Возникала необходимость продолжения лечения сложных форм. Особенно это касалось тех пациентов, которым нужно было продолжать проходить очередной курс химиотерапии. И было принято решение открыть отдельное отделение, это отдельное структурное подразделение онкоцентра, в районном центре Нежин – где была наиболее простая логистическая развязка. И куда можно было отправить большинство пациентов.

Было открыто отделение, куда был прикомандирован наш врач – онколог, который и организовывал там всю работу.

Для того чтобы обеспечить лечение химиотерапевтическими препаратами, мы обратились ко всем онкологическим центрам, и буквально за два-три дня мы собрали лекарства, которые имели на будущее нашего онкоцентра. И лечение находившихся в самом Нежине пациентов из других городов продолжалось.

Во время обстрелов был поврежден компьютерный томограф, также полностью вышел из строя генератор. Компьютерный томограф после этого не работал. Был пожар в онкоцентре. Это произошло в результате попадания осколков и мин. То же произошло и с линейным ускорителем, во время обстрелов была повреждена крыша над ним. Была повреждена и система охлаждения линейного ускорителя. Сооружения онкоцентра попали под обстрелы, были повреждены окна, двери, крыша. Прямых попаданий не было – но были нанесены повреждения минометными обстрелами и осколками. —

— Если говорить о состоянии онкологической помощи, то я хочу сказать, что онкологическая служба выдержала вызовы, которые возникли в эти дни. В первые дни был хаос и непонимание – что делать, как работать?

Но буквально на вторую неделю – все заведения, которые не были под оккупацией, начали принимать – кроме своих пациентов – еще и пациентов из других регионов. В некоторых регионах – увеличение произошло на 30–50%. То есть отказа от приема пациентов из других областей не было.

Пожалуй, самой большой проблемой это было организовать логистику для наших пациентов. Мы должны были разработать такой маршрут, чтобы он был ясен: куда пациенту обратиться, когда он приехал в другое место Это касалось в основном переселенцев.

И мы должны были им подсказать, где проводится лечение, где есть те лекарства, которые им нужны. И это то, что нужно было сделать в первые дни. И это, пожалуй, было самое сложное. Благодаря нашим зарубежным партнерам был создан соответствующий сайт. Было задействовано около 30 европейских онкологических центров. Они были готовы взять на лечение наших пациентов бесплатно. И мы предоставляли максимально быстро информацию об этих клиниках.

Соответственно, те пациенты, которые уже выехали за границу или собирались уехать за границу, у них была информацию, а потому они могли обратиться в медицинские учреждения, где проводили лечение тех патологий, в которых они нуждаются. —

— Около девяти месяцев мы находимся на территории, где проводятся активные боевые действия – начиная с 24 февраля 22 года. Во время войны враг хаотично обстреливает населенные пункты и уничтожает жизненно важную инфраструктуру.

В Николаевской области пострадали медицинские учреждения. Так в апреле, в результате военной агрессии рф, было повреждено 13 таких заведений. Микрорайон – где расположен онкоцентр – это спальный район в восточной части города. И там сосредоточены многие медицинские учреждения. 4 апреля территория нашего онкоцентра попала под обстрелы. К счастью, работники смогли укрыться в бомбоубежище и не пострадали от взрывов. Хотя и окна онкоцентра, и автомобили, которые были припаркованы возле заведения, разгромило взрывной волной.

Пострадали и пациенты. На территории заведения лежало более десяти раненых. Их на носилках и машинах завозили в приемное отделение центра онкологии, для оказания медицинской помощи.

Получил повреждение наш радиологический корпус, который в начале февраля был в финальной стадии капитального ремонта, с новым, современным оборудованием и полностью готов к приему больных. Не говоря уже за операционную – в окно которой прилетел обломок кассетного снаряда. —

Андрей Ганыч

— Здравствуйте. Я Андрей Ганыч, заведующий радиологическим отделением Мариупольского онкологического диспансера. Еще с детства мечтал быть врачом.

Моя мать работала медицинской сестрой именно в этом отделении, поэтому с самого детства, я был там частым гостем. И вопрос выбора профессионального образования вообще не стоял. На сегодняшний день я врач, радиационный онколог, с более чем двадцатилетним опытом и уже два года возглавляю радиологическое отделение.

На начало 2014 года наше отделение было рассчитано на 50 коек и оказывало онкологическую помощь жителям Мариуполя и семи близлежащих районов, общим количеством около 700 000 населения.

После оккупации г. Донецка, наше отделение осталось одним из двух отделений – во всей Донецкой области (вместе с отделением лучевой терапии г. Краматорск).

Ежегодно мы проводили лечение более чем пятистам пациентам с самой разной географией. Это были пациенты и з Мариуполя, и с оккупированных в то время территорий. И даже из соседних областей – Запорожской и Луганской. Следует отметить, что, несмотря на устаревшее оборудование и почти нулевое финансирование со стороны администрации, благодаря незаурядному альтруизму персонала нашего отделения, мы все же активно применяли современные технологии: 3D-визуализацию и планирование лучевого лечения, 3D-печать, разрабатывали устройства для точного позиционирования пациента в координатной системе аппарата лучевой терапии.

В 2021 году на базе нашего отделения была развернута амбулаторная химиотерапия с единственными в то время в Мариуполе гематологическими кроватями. Поэтому, до начала полномасштабного вторжения в феврале мы были отделением, которому было очень тяжело, но мы имели все основания для дальнейшего развития.

Надо сказать, что мы оказались не готовы к войне. На 24 февраля в нашем отделении проходило лечение около 40 пациентов, большинство - местные жители, которые проходили лечение амбулаторно. Но осталось 16 пациентов, которые были не местные и уже физически не имели возможности добраться до своих домов. Через несколько дней за четырьмя пациентами приехали родные, поэтому в отделении осталось 12 пациентов – 5 мужчин и 7 женщин.

Между тем, события разворачивались очень быстро и уже через несколько дней в городе отсутствовали газ, тепло, свет и водоснабжение, полностью отсутствовала связь. В таких условиях главной нашей задачей было обеспечение жизнеспособности пациентов. —

— Мы готовили еду на костре. Воду получали растопив выпавший в марте снег. Температура в марте все еще держалась ниже нуля, поэтому нашим правилом было постоянное наличие на столах в отделении двух чайников или термосов с кипятком – закончилась или остыла вода – немедленно кипятить новую. Никакого резервного генератора у нас не было, а был обычный бытовой генератор, который принесла семья нашей медицинской сестры, что поселилась к нам в отделение после попадания снаряда в их дом.

Мы пытались восстановить питание нашего оборудования с помощью этого генератора, поскольку, среди наших пациентов были те, которым не рекомендуется делать перерывы в лучевом лечении, в связи с биологическими свойствами опухолей. Но мощности генератора не хватало и у нас было всего 7 литров топлива. Поэтому решено было применять генератор исключительно для кипячения воды, когда не было возможно разжечь костер. И для подзарядки фонарей.

В главном корпусе онкологического диспансера был развернут госпиталь, в котором оказывали помощь большому количества раненых гражданских.

По моему распоряжению, еще до 24 февраля, в отделении было заготовлено достаточно большое количество перевязочного материала, который мы передали госпиталю.

Следует сказать, что из почти 250 сотрудников диспансера, в то время работало всего около десятка. Я горжусь своими друзьями – хирургами-онкологами, Эдуардом Мостовым, Владом Саенко и Марком Дорошенко, которые втроем круглосуточно под артиллерийскими обстрелами оказывали хирургическую помощь в госпитале. Кроме этих трех хирургов, в диспансере остались две медицинские сестры и две или три младших медицинских сестры. Я считаю их настоящими Героями.

Тем временем линия фронта в городе вплотную приблизилась к нашей больнице. Во время артиллерийских обстрелов мы с больными прятались в каньоне с аппаратами лучевой терапии. Там достаточно плотные стены и отсутствуют окна. К сожалению, наше отделение одноэтажное и не имеет подвала. —

— Однажды было очень много раненых, поэтому я остался на ночь в госпитале. Вернувшись наутро, увидел, что в палате, в которой я все это время ночевал, шрапнелью и осколками повреждено окно. Сделав обход отделения, мы обнаружили еще несколько поврежденных шрапнелью окон. Стало понятно, что дальнейшее пребывание в здании отделения небезопасно.

Только тогда мне удалось убедить пациентов эвакуироваться, потому что до этого они чувствовали себя сравнительно комфортно и в безопасности. А выгонять их силой я не имел ни морального, ни административного права. Мне удалось договориться с руководством госпиталя о выделении автобуса для эвакуации наших пациентов. Днем, ​​9 марта, пациенты были эвакуированы. И действительно, эта эвакуация оказалась очень своевременной.

Потому что часа через два, когда я забирал дрова из костра после приготовления пищи больным, наше отделение попало под авиационный удар. Первый удар был ракетным, с прямым попаданием в здание отделения в нескольких метрах от меня. Вторым ударом была авиационная бомба, попавшая возле роддома, рядом с которым и расположено наше отделение. Этот удар имел сокрушительные последствия – почти все двери и окна повреждены, огромная дыра в потолке. Страшно представить, что было бы, если бы пациенты остались в отделении.

Еще неделю я оставался жить в отделении с целью обеспечить сохранность оборудования, насколько это было возможно. —

Андрей Безносенко

— Во время воздушных тревог персонал больницы, врачи и пациенты находились в укрытии. Но воздушные тревоги длятся часами. И чтобы не терять время, мы с коллегой начали искать истории лечения рака во время войны. В частности, в профессиональных научных онкологических журналах и СМИ. Оказалось, что в новейшей истории было достаточно много войн. В Югославии, в Ираке, в Афганистане, в Сирии, в Ливии – но нет никакого профессионального медицинского описания – что происходило с онкологическими пациентами во время войны.

Как происходит процесс менеджмента онкологической помощи?

И это не был дефицит информации – а вакуум информации. Ее вообще не было.

Поэтому через наши контакты, через объединенное онкологическое сообщество, мы начали сначала собирать информацию. Затем анализировать. И уже потом с коллегами из университета Стэнфорда и Гарварда это публиковать в популярнейших научных медицинских журналах. Для того, чтобы фиксировать происходящее, прогнозировать будущее онкологической помощи во время войны. —

— Для того, чтобы показать профессиональному онкологическому сообществу, что происходит с нами врачами онкологами. И что происходит с нашими пациентами. Ведь если мы не опишем – не опишет больше никто.

Почему это важно? Потому что мы информируем наших коллег об условиях работы, в которых они никогда не работали. И не умеют работать. Получить информацию из СМИ, что обстрелы прошли, кто погиб, как работает ПВО – разумеется, это важно.

Но нам было важно донести профессиональную информацию до наших коллег, как быть в шкуре онколога украинского. Во время бомбежек Киева, Мариуполя, Краматорска, Николаева. —

10.07.2023, Тарас Зозулинский

В подготовке этого журналистского расследования участвовала общественная организация "НАБУ" и ее руководитель, правозащитник Андрей Петришин.

This material was funded by The European School of Oncology (Italy)

  https://www.eso.net/