Люди войны-2

Более 10 месяцев наша организация документирует военные преступления российского агрессора.  Мы собрали более ста таких фактов. Убийства мирных жителей, изнасилования, увечья. Обстрелы гражданских объектов, разрушение больниц и использование запрещённого оружия. Более 50 потерпевших и свидетелей рассказали нам, что принесла россия на украинскую землю.

Валерий Зуб,
глава Национальной ассоциации онкологов Украины,
г. Чернигов

Хочу сказать по поводу Черниговского онкоцентра, заведение было под постоянными обстрелами. Все те пациенты, которые в тот период, в первые дни находились на лечении, они были переведены в укрытие. Там и продолжалось лечение в первые дни.

Во время обстрелов был повреждён компьютерный томограф, также полностью вышел из строя генератор. Компьютерный томограф после этого не смог работать.

Был пожар в онкоцентре, это произошло в результате попадания осколков и мин. То же произошло и с линейным ускорителем, во время обстрелов была повреждена крыша над ним.

Была повреждена и система охлаждения линейного ускорителя. Сооружения онкоцентра попали под обстрелы, были повреждены многие окна, двери, крыша помещения. Прямых попаданий не было – но были нанесены повреждения миномётными обстрелами и осколками.

Потом уже начали ракеты прилетать, разрушать инфраструктуру, “Водоканал”. Потом уже исчез и свет, и вода, и мобильная связь – потому что ТЕЦ разбомбили.

И тепло – не было ничего. Были повреждены эти линии электропередач. И по водонапорным башням они стреляли. У нас одна совсем рядом была. Вот, в течение трёх часов мы сидели в подвалеи слышали свист: как летит этот снаряд и разрывается.

Это был мой первый выход в город. Я увидела разрушенный отель "Украина", Главпочтамт, остановки, где вылетели стёкла. Всюду разрушения, валялись осколки. Это было ужасное зрелище.

Со мной ехала в поезде женщина, тоже из Чернигова. Она рассказала свою историю. У неё на глазах убило дочь и зятя. У них была дача в поселке Александровка, в пределах города Чернигова.

Там частные дома и дачи. Они решили всей семьёй переехать на дачу жить. Но Александровку сильно бомбили. Её там просто сравняли с землёй.

Я ехала двадцатого марта, а её трагедия произошла восемь дней до этого. Бомбили жестоко, они видели, слышали взрывы. Мы, говорит, все были на улице. Зять, моя дочь. Я стояла на пороге дома. А дети были у калитки, на улице. Внучка её, с другом своим. И говорит, я стояла, и прямо на моих глазах летит эта мина.

Падает там, где стояла дочь и зять. Его сразу убивает – ногу оторвало. И в живот наверняка осколок попал, кровь была. Говорит, смотрю, а дочь лежит на животе, вниз лицом.

Мать подошла, слышит, а она еще стонет. Женщина её перевернула, а она говорит: "Мне больно, мне больно". Она заволокла ее в дом. Дочь лежит на полу.

Мать куртку расстегнула, а у неё в живот ранения. У них соседка, медработник. Женщина её позвала, та сделала укол. Но дочь умерла. Приехала скорая, полиция. У внуков осколочные ранение. В ноги. У внучки ещё и в грудную клетку и челюсть ранения. Женщина рассказывала, что тела так и остались на даче. Их не забирали.

Потому что постоянные обстрелы были, бомбардировки. И эта машина с морга не могла подъехать. Около нас есть частный сектор. Буквально перед отъездом мы сидели в подвале, и снаряд попал в дом недалеко от нашего. Мужчина жив остался, а женщину убило.

У нас снаряд попал рядом с фабрикой конфетной. Там у меня знакомая живёт. Мы с сыном ходили, им помогали. У них тоже частный дом, они в подвале сидели.

Дом разрушен, но они остались живы. Мы им помогали выйти из подвала.

Много военной техники было по всему городу. И между домами стояли, на заводах стояли. Везде была техника. И “Грады”, и танки. Разной техники было. Парней забирали из дома – и те уже домой не возвращались.

Держали их – они ж оккупировали Дом Культуры. Там их держали. Там много парней было с простреленными ногами. Это АТО-шники. А потом они вообще пропадали.

По краям Токмака вообще людей повыгоняли из домов. Они с них делали блокпосты. Людей из домов выгоняли просто на улицу.

Мобилизируют тоже. И мобилизируют, и убивают. И при нас там убивали людей. И, например, если после шести машину какую-то встречали – эти машины расстреливались прямо с людьми. У нас морги были забиты. Ещё это было при нас. Морг был забит – они не разрешали людей вообще хоронить.

А потом туда привезли вот эту машину, сжигающую трупы. Прямо на больничную территорию. И какое-то время они сжигали.

Дочка работала в центре города, магазин “АЛЛО”. Зашли с оружием, заставили всё выложить на прилавок. Всю технику – телефоны, планшеты. Забрали всё и ушли. Естественно, что работы у неё нет, а ребёнок маленький.

По Косе позабирали эти базы отдыха, и там селят своих. На Слободке тоже, это по-над морем посёлок. Тоже заходят, раза три приходят, если никто не открывает, они взламывают двери, вещи забирают.

У меня уже жила сестра из Александровки, рядом. Это село, его уничтожили русские. С лица земли – полностью. Там говорят с домов, вообще ничего не осталось. Передают знакомые, что там полигоны сделали.

Расчистили - дома, заборы – всё они танками разровняли. Россияне ходили по домам, забирали у людей всю бытовую технику, всё, что можно было – всё грабили.

Людей убивали – убивали людей. Сколько трупов там пало наших односельчан. И в соседнем селе – очень много. Очень “жарко” там – бомбят постоянно. Убивают людей в Херсонской области.

Вот выращивают люди овощи. И капуста, и огурцы, и помидоры – все гниёт. Они не дают увозить. А кто вывозит – они всё выбрасывают и расстреливают. Возле машин лежит труп человека, который вёз. И его убили – чтобы люди смотрели и не делали этого. Они не дают людям жить.

Пьяные были, очень – можно сказать, совсем пьяные. Они так вот заходили, затвор передёргивали: ну что, говорят - всё, мы вас сейчас “кончать” будем, отдавайте золото!

Машины забирали. Это я лично – своими глазами – видел. Мародёрствовали ужас как. Над стариками тоже издевались – Бабушка, жила через пару домов, говорит: «Внуки, что вы делаете?». А они: «Какие мы тебе, сука, внуки? Мы тебя сейчас «кончим» здесь и всё». Вот такое было...

Улица Демьяна Бедного, 47А, там дом был, жили люди. И ворота кованые были. Так они эти ворота сняли. И гараж был, из гаража выносили всё, что видели. А там джип стоял у мужчины. А у мужчины первые действия были какие: кто вы такие? Они его прикладом ударили, вывели семью, поставили на колени и говорят: вам всем сейчас здесь будет конец. И начали выносить “плазмы”, из гаража инструменты.

А больше всего они отбирали одежду: кроссовки, спортивные костюмы. Они прямо там переодевались, потому что еще раз говорю, у них форма была ужасная, рукава такие длинные. Грязные, зловонные, небритые. И все пьяные были.

У меня ситуация была: я вот с утра вышел, чтобы поесть. Прихожу – у меня дома нет, потому что ракета попала в дом. Это было 18 марта, адрес: улица Ладычука 22а, частный дом. Домик старый был, от родителей. Из глины, но всё же – всё жилое было. Вот я пришёл, а вместо дома одни развалины.

Я всё ещё сомневалась, пока у нас дома не вылетели стёкла. В соседний дом прилетел какой-то снаряд, я ребёнка успела вытолкнуть в коридор, в его оборудованное местечко.

А сама уже в дверном проёме была. И услышала за стеной, как сыпятся стёкла. И тоже туда в коридор.

Мы с ним обнялись, переждали этот обстрел.

Снаряд попал в подвальное помещение. Там есть вот такие окошки, вот про эти подвалы, про которые я говорила, которые в каждом доме. И вот туда залетел снаряд. Именно туда, где люди прятались. То есть это было их убежище. То есть, на тот момент их там не было. Дом остался целый —но больше люди уже там не прятались. Это улица Федоренка, 43...

Супермаркет “Сильпо”, супермаркет “Велика кишеня”, супермаркет “Джаз” — торговый центр. К моменту моего отъезда эти магазины были разрушенные. У моих личных знакомых — да, квартира разрушена, сгорела.

Снаряд попал в девятиэтажный дом, и выгорел весь подъезд. По улице Курчатова. Там много этих домов. Которые не столько разрушены, сколько выгоревшие.

Если мне не изменяет память — в нас всего школ двадцать, в семнадцать школ — точно есть попадания. А в школах, в убежищах — люди живут.

Первые дни войны, когда только началось в 2014 году, ещё всё, пошёл, когда этот сепаратистский движ, обострение началось в городе, людей хватали пачками.

Знаете, были идеалисты, которые верили в «русский мир», светлое будущее. Были украинцы, которые отказывались от этого всего.

Но в последствии, как получилось, невозможно было выйти на улицу. Приезжали казаки в папахах. Такие бороды у них!

И нас с товарищами взяли, ну не знаю, как правильно сказать, выделили в армию. Заставляли писать заявление о вступлении в «народно-освободительную армию генерала козицына». Ну мы отказывались. Кто-то соглашался, кто-то нет.

И получилось так, что мы втроём, три товарища нас было, мы отказывались. Они нас сначала пытали. Потом повезли уже нас убивать - расстреливать нас - в район Красный. Это как ехать с Лисичанска на завод, у нас был когда-то содовый.

И в этом районе получается, там под мостом, гора тел. Именно привезли, ну это было очень страшно на самом деле, знаете. Отказываться уже было, ну я не знаю - сам себя не обманешь.

Потому, что я не понимаю, как можно взять автоматы и идти против своей матери воевать - такого быть просто не может! И именно да, плакали от страха… было такое. Ну слава Богу, видите, не убили. Но психологически - пострелял он в воздух, по угрожали. И сказали: где-то ещё раз увидим, то будешь на этой куче; или с нами -  или вот сюда...

Я пришёл на работу, получается я на шахте работал. У нас 4 смены есть:

первая - с 6 до 12 дня,

вторая – с 12 дня до 6 вечера,

третья смена – с 6 вечера до 12 ночи,

и четвёртая - с 12 ночи до 6 утра.

Я пришёл во вторую смену, это было около полпервого приблизительно. «Нарядная» - где мы приходим, сидит начальник и раздаёт наряды на работу, даёт задания. Там дверь металлическая, приблизительно, где-то с сантиметр - может чуть больше. Я её закрыл и буквально, когда я её за собой закрыл, мгновенно произошёл взрыв сзади – около 3 метров. Я не знаю из чего оно попало, но дверь вынесло – вместе с рамой железной наваренной! Она вообще, как пушинка – просто её вынесло.

Это вот рядом со мной, по проспекту Ленина, 98, в гараж попала… Снаряд или мина.

Потом в Пролетарский район, Дибровки район. Там 10 лет Октября, поликлиника, там, где живёт крёстная моя. Это проспект Ленина, 137. У них в соседние дома попало.

А торговый центр «Городок» - от него вообще не осталось камня на камне. Он сгорел весь полностью, там рядом просто телевышка, ну и они, наверное, её хотят разбить, чтобы погасить центр коммуникаций, связи.

И на работе я ж пришёл, я насчитал 26 попаданий – когда вот после этого взрыва, который был за мной. Было 26 выстрелов, которые легли именно в цель, где мы лежали, там в подвале.

Рядом со мной больница «Радуга». Первый этаж — вообще там нет ни стёкол, ни рам - повылетало всё, то есть тоже взрывом посекло всё.

Рядом с поликлиникой, там немного получается ближе к Центру города - швейная фабрика. Там тоже внутри попадания в саму территорию, по территории взрывы.

Частный сектор очень сильно пострадал — дома, там щепки одни остаются… Есть такие, где просто именно упала, но не взорвалась…

Повезло людям - бомбы авиационные. У меня мама до первого конфликта, она жила в своём доме, в районе 10 лет Октября. Вот у неё частный дом. Получается, она уехала в деревню где родилась, и там по сей день живёт. Сейчас на оккупированной территории - это Сватовский район.

Вот, и у неё, между её домом и соседским — забор. На нём лежит, я не знаю, она может метра 4 приблизительно 5 в длину, бомба. Она не взорвалась чудом. Если б она взорвалась, там бы вообще от двух домов ничего не осталось.

Самолёты летают и бомбят Рубежное и Северодонецк. Потом у нас недалеко от горотдела попали в кухню жилого дома.

В шести домах рядом вообще выбило все окна. А на девятом этаже сдвинулась плита. Обстрелы были постоянные. В Северодонецке попали, кажется, в газопровод. Это зарево было метров тридцать в высоту. Горело десять дней. Я не знаю, может до сих пор горит.

Окорочка валялись кругом. Трупы были. Детвору убило. В 109 доме убило маленькую девчонку и мать. Они не успели убежать. На улице Ленина тоже убило людей, когда снаряд попал в кухню.

С утра до вечера обстреливали, бомбили с самолётов. Зачем они это делали? Я не знаю. Миномётные обстрелы были каждый день. Я жил в двадцатом доме, а на двадцать первый в шесть часов утра сбросили либо бомбу, либо я не знаю, что. Часть здания с третьего по пятый этаж была уничтожена. Ни этажей, ни квартир. Наверное, двенадцать квартир точно не стало.

За водой в колодец идёшь, а рядом трупы людей лежат на улице, и никто их не забирает.

От бомбардировок загорались дома. Пожарные пытались тушить огонь, но что может сделать одна машина, когда вся улица выгорает. Рядом с подъездом люди погибли. Я лично видел мёртвую женщину на улице. И мужчину лет сорока. По-видимому, в момент обстрела проходили рядом с домом и их убило.

Разрушения были катастрофическими. Дома, магазины. Обстреляли Лисичанскую детскую областную больницу. Детей эвакуировали, ни больница, ни скорая помощь уже не работали. Работники скорой боялись выходить на работу из-за постоянных обстрелов.

Четвёртый микрорайон сильно пострадал. Люди прятались в подвале девятиэтажки, когда прямо в укрытие попал снаряд. Снесло балконы, вырвало дверь.

Было попадание в пятнадцатый дом. Там вообще между четвёртым и третьим этажом стен нет. Очень сильно пострадали технические колледжи №94 и №56. Говорят, что их заминировали.

Был прилёт по месту выдачи гуманитарной помощи. Там собралось двести-триста человек. Потому что нигде поесть не возьмёшь, даже если у тебя есть деньги. Ты не купишь ничего, никто туда ничего не привозит. Люди стояли за гуманитарной помощью: бёдрышко давали одно, масло, хлеб, воду. Родителям маленьких детей давали пять памперсов и пачку питания. Ты же ребёнку не объяснишь годовалому, что нет пищи. Первый прилёт был немного дальше по жилому сектору. Второй не долетел – тоже по жилому сектору ударили. Но третий и четвёртый – именно по Дому Культуры – там, где люди стояли. Все разбежались сразу: кто в подвал, кто куда, кто на землю упал. Люди пришли за едой, а их намеренно обстреляли.

В Четвёртом микрорайоне разбомбили девятиэтажное здание. Попали как раз по середине. К вечеру снова были взрывы. У нас там не было никаких военных учреждений или баз.

Вообще ничего. Но каждый день, каждое утро летали самолёты. На десятый день войны в городе практически не осталось живого места. У нас нет каких-то военных баз, у нас не стояли танки во дворах. Но обстреливали нас очень сильно. От нашего города практически ничего не осталось.

По адресу Квартал Ленинского Комсомола (Центральный), двадцать один, находился жилой дом. Снаряд попал внутрь дома. Из шести подъездов осталось два крайних. Чуть выше – двадцать восьмая школа. Тоже попал снаряд внутрь.

Двадцать восьмой дом в Четвертом микрорайоне – попадание в шестой этаж. Когда я вышла из своего дома, уже были первые жертвы. Трупы лежали у домов на улицах, а соседи накрывали их одеялами и ещё чем-то. Всё вокруг было разрушено. Автобусная остановка была как консервная банка сжатая.

Представьте, какой силы был удар, что бетонные плиты вылетели на соседнюю улицу, а осколками разбило дома и выбило окна. У находившихся ближе к эпицентру взрыва людей, трещина по дому пошла. Бомбили школы, магазины.

Попали в торговый центр "Донбасс", там был огромный пожар. Два дня горел Центральный рынок. Это было, когда мы уже уехали. Я не знаю, из чего надо было обстрелять его так, что два дня не могли пожар потушить. Рядом с рынком - сто девятнадцатый, сто восемнадцатый, сто одиннадцатый жилые дома. Они тоже пострадали от взрыва. Двадцать восьмая и тринадцатая школы. Квартал Восточный. Красная Улица, школа тринадцатая.

Двадцать первого марта я был в съёмной квартире. У моего работодателя был друг, он мне предоставил жильё. Снаряд попал в этот дом, а я в то время находился в пристройке. В доме были документы, вещи и всё остальное. Это было утром по улице Любови Шевцовой, 94.

В Лисичанске был магазин «Городок». Первым разбомбили его. На повороте Мельникова и улицы Круглова разбомблены многие дома. Яма была такова, что танк можно спрятать.

Ещё пострадал девятиэтажный дом по проспекту Ленина. Там были пострадавшие, которых начали доставлять в больницу.

Впоследствии обстреляли то место, откуда я ехал. Именно точку сбора, где собирались все люди: дети, старики, женщины. Россияне обстреляли это место. Это видео у меня есть, если нужно, я вам его пришлю. Бомбили с самолётов. Сбросили бомбу на парашюте. В одном дворе была такая воронка, что грузовик наверняка может поместиться.

Буквально на второй день, у нас повылетали стёкла в нашем доме. Потому, что, когда был первый ракетный удар по Киеву, многоэтажку срезали. Её срезали полностью на Жулянах. Так вот эти две ракеты пролетели над нашим домом, я не знаю, может быть метров тридцать от силы. Снесли семь этажей. Два попадания ракеты снесли семь этажей в доме. Но вот только сам пролёт этих ракет, не попадание, а просто пролёт — у меня в доме повылетали стёкла. В двадцати четырёх этажке. То есть там с одиннадцатого по девятнадцатый просто срезало.

И в процессе, когда мы ехали в электричке, мы до Фастова еще не доехали, это не так далеко от Киева – девочка в вагоне сидела, и снимала селфи. И в этот момент – мы ехали ночью – реально ракета пролетела мимо окна электрички. Стреляли чётко по электричке. Понимали, видно ж было, что поезд какой-то идёт.

По поводу Харькова, я могу сказать, что я работал своё время в Харькове. И там у меня тоже много друзей на Холодной горе. Я работал в “Экопарке”, в баре. Я работал поваром. Так вот ребята, которые работали со мной – двое погибли. Там же в “Экопарке”. Разнесли они в пух и прах этот “Экопарк”. Вопрос – что им сделали звери. Причем, в этот “Экопарк” и с Брянска приезжали, и со всей Украины. Это был бесплатный парк для людей, для детей, это было безумно красиво и интересно. Я видел реально миллионы людей, которые приезжали автобусами, и с россии и наших привозили. И никому ничего плохого этот “Экопарк” не сделал.

Плюс ко всему – он был за пределами города. Он был просто в зелёной зоне – это была зона отдыха. Они его разбомбили в пух и прах. Просто. Там ни частей не было – разбомбили. С людьми, со зверями.

Первое, что начали делать — землянки в лесу. Потому что у нас, получается, село, как я думал до этого, что оно Богом забытое село. Что оно никому не нужно, что туда никто не зайдёт, и вообще. Сельская школа - вообще нет инфраструктуры. Но односельчане, они начали готовится. Пожилые люди — сорок лет, пятьдесят. Шестьдесят. Готовится именно к войне. Начали именно рыть землянки. Вокруг лес, и вот в лесу начали рыть землянки. Техника, было кому помочь, эскалаторы, краны. Все дружно рыли землянки. И что тогда меня удивило, что землянки рылись на том месте, это ж по рассказам, где во время Второй мировой — тоже самое делались землянки.

Стопроцентное свидетельство с Бородянки, где в подвале муж знакомой. Я не знаю, как он остался живой. Он живой, но он психически больной. Ему больше сорока лет, а по разговору — ему лет шесть. Там ситуация просто... Там сколько их в подвале было людей, конкретно я не знаю цифру, но мужчин расстреляли — я не знаю, как он выжил. Но он выжил. Мужчин расстреляли сразу. Но там были “кадыровцы”. Это просто мерзкие твари, которые мужчин расстреляли сразу. Женщин насиловали поголовно. Не было ни одной женщины с подвала, которую они б не насиловали. И насиловали толпой — по пятнадцать, по двадцать человек. Это то, что знакомая рассказывала. Это не то, что ты прочитал в интернете - это что на самом деле есть. А маленький ребёнок был, семь или восемь лет — он хотел защитить маму — дети как, дети всегда хотят защитить маму. Так они, не раздумывая, сразу этого маленького ребёнка расстреляли.

Вот вам “кадыровцы”. Вот вам “русский мир”.

Только слышали, что танки движутся, сразу прятались. Старались в окна не выглядывать – чтобы не провоцировать. Они ехали, и один первый удар попал в девятый этаж. С танка. Потом один или два удара были уже по боковой стене. По несущей. За все время в наш дом было восемь танковых ударов.

Потом началось – самолёты стали лететь. То все бегом в погреб спустились. Такие взрывы были, что двери даже верёвкой привязали чтобы держать. Аж двери открывались от этих ударов. Как вакуумом их вытягивало наружу. А когда выбежали – смотрим всё в дыму, в пыли. Посмотрели последствия от авианалётов. Через дом – среднего подъезда нету. Нашего подъезда практически не стало – только чуть лицевая сторона. И вроде бы как арка образовалась – до седьмого этажа. Вроде бы как по центру старались попасть. Жить в этом доме уже просто нереально. Остались там образно говоря первый и третий подъезды. Среднего нету – это уже здание нарушено.

Прилетел снаряд – вот эти вот снаряды фосфорные, двадцать третьего или четвёртого марта. Сгорело полностью три дома. И соседский дом сгорел. И в округе возле нас сгорело шесть домов. Мой дом полностью сгорел. Его нет. Возвращаться не знаю куда.

Возле нас очень много чего погорело. Была семинария, куда мы думали пойти спрятаться. Её тоже спалили. На тот момент, когда мы ещё были в Ирпене, то точно знаю, что сгорела пожарная часть. Мы видели столбы дыма.

Самое страшное это были вертолёты. Когда он завис над нами. Над нами метров двести. Я не видел – мне уже солдаты рассказали. Но по звукам это было очень страшно, потому что мы сидели прямо в яме, это не укрытие. Всё над головами пролетало.

Когда сгорел мой дом, я и мой реабилитант вырыли яму и сидели в ней. У меня даже вещи все в осколках. Рюкзак на мне тоже был в осколках. Осколок в кармане.

Я остался без ничего – без имущества, без машины, мастерской, оборудования. Остались долги большие. Дом разбомбило не сразу — первый прилёт был мины. У меня была там икона – большая дыра образовалась в деревянном срубе. Но дом был еще «жив». Мы уже там не жили, потому что это было опасно. Вырыли ямы рядом с домом, чтобы в них прятаться.

В начале марта прилетел вертолёт. Деревья покосило, загорелось почти всё, вспыхнул дом. Мы все побежали в яму и упали, а над головой летали ракеты, слышались взрывы. Были видны осколки, когда падали деревья. Я только думал, чтобы на голову ничего не свалилось. Когда стало тихо, я вылез из ямы и увидел, что вспыхнул дом. Но состояние было непонятное: закончилась бомбардировка, не закончилась? Сгорел дом, машину придавило дерево, скосившееся от взрыва.

Так сложилось, что появился мой коллега по работе. И он говорит, помоги мне пожалуйста. А у меня были права водительские. Один мужик давал бус свой и попросил, чтобы мы его жену и ребёнка вывезли хотя бы до Киева. А потом за границу. Такие были планы, но так не получилось.

Мы поехали в Бучу, это ещё было более месяца назад. Ещё до этих зверств - когда насиловали, убивали людей. Но уже обстрел был. И когда мы приехали, мы попали как раз на первый обстрел, когда «попадали» уже по мирным домам, по всему городу. Нам пришлось спрятаться в укрытие в том же доме, где он снимал квартиру. Мы пошли туда в укрытие, и там было ещё пять женщин, и девять детей. Мы пробыли там почти трое суток - не выходя. Обстрелы были серьёзные и информация была о том, что, россияне уже в городе. Что рашисты там уже. Мы не так за себя переживали - как за женщин и детей.

Через двое суток я все-таки вышел на улицу и увидел ужас. Получилось так что дома были уже рядом разрушены наполовину. И в нашу машину «прилетело» тоже — машина сгорела. Взорвалась — сгорела — вообще дотла. Я вернулся в подвал, рассказал все Саше. Мы старались так, чтобы женщины этого не слышали, чтобы меньше паники и меньше дети плакали. Решили — ночь перебудим, и едем хотя бы на электричке. На любом транспорте, на каком получится.

И вышло так, что в ту ночь «попало» именно в наш дом, в котором мы прятались. С нами был Вовчик, сам он с Бучи, мы там познакомились. И получилось, что после удара оборвало трубу с горячей водой. Горячая труба оборвалась, облила его. Мне немного осколки попали в ногу, мне делали уже тут операцию. Его облило водой, кипятком, это было ужасно. И так получилось, что мы должны были покинуть этот подвал, потому что мы думали, что всё обвалится. И до утра, до этой электрички, мы забрали всех детей, сели на этот поезд и приехали на Дарницкий вокзал. А там ждали отправления на Львов.

Как ехали по дороге — так это ужас. Машины перевёрнутые, спаленные, просто разбитые. И даже микроавтобус лежал - на нем красный крест нарисованный. Видно вёз гуманитарку, потому что вокруг куча разных вещей валялась. У нас там такое мародёрничество! В квартиры — если не открываешь, выламывают двери. Заходят, забирают что им надо. А то - и выгоняют людей. Мол, чего вы ещё здесь — давайте вон отсюда. А женщина мне рассказывала — мы спрашиваем — “а куда мы пойдём”. А они — “а нам все равно — хоть налево, хоть направо”. И на неё автомат. И так они в каждую квартиру заходили.

Между стекольным заводом и Бучей есть переезд. Машиной там обычно легче проехать, потому что нет шлагбаума. Кто хочет быстрее в Ирпень доехать или на Бучу. Туда объезжали. И там порастреливали очень много. Потому, что наши там отстреливались - их выгоняли. И русские, нелюди, прямо возле переезда - очень много лежало наших бойцов. И вот люди которые рядом — там частные дома — они хотели забрать тела. Они им не давали. Они начинали стрелять. По ногам стрелять — чтоб только не подошли.

Когда в вышку попали на моих глазах – эту телевизионную – я как раз в окно смотрю, бубух – и эта вышка вспыхнула. И я понял, что, если уж в центре города по вышке – это очень серьёзно. Просто человек выходил за водой в киоск, и что-то там на минуту задержался. Прикурил, идёт уже назад – и по той же дороге падает снаряд.

Соседний дом как задело! Обвалились балконы, окна вылетели. У меня дом самый большой в городе Краматорске. Длинный, на двенадцать подъездов. И этот дом, от взрывной волны пострадавший, находился со стороны первого подъезда. А я живу в двенадцатом подъезде, но у меня стёкла в окнах вылетели. Представляете, какой это был взрыв, если у меня с другой стороны это вылетело. Моя мама живёт в этом доме. У неё тоже на балконе стекло вылетело. Были погибшие. Был такой взрыв – я подскочила. Во-первых, неожиданно, во-вторых страшно. Я сначала села – думаю, что это было? Рядышком вот. Минут через десять меня начало трусить. Начало доходить, что ещё немного, и мой дом, мой подъезд – это могло произойти со мной, с моими детьми. Бульвар Краматорский, 24 — это пострадавший дом.

Девятнадцатого Партсъезда, 38. Попадание. Там люди пострадали. Это самый большой дом, он находится рядом с СБУ. Возможно, там из-за этого произошло. В пятнадцатую школу.

В Старом городе попало в шестьдесят пятое училище. У нас здесь в Краматорске очень много разрушенных зданий.

Я видел своими глазами, я ездил как раз к ж/д вокзалу, там у нас оптовый магазин сигарет. И как раз в тот момент по ж/д вокзалу прилетела ракета. Я находился рядом – ещё не дошёл до магазина. Взрыв был очень мощный. Я сразу пошёл туда после взрыва. Зрелище было очень страшное. Дети, женщины погибшие, крови “море”. Очень страшно. Мёртвых было очень много. Особенно деток.

Хорошо, что подъезд был в чужом доме открыт, и люди пустили меня в свой подвал. Иначе я там умерла бы. Вернулась, а мужа нет. Он пошёл меня искать. Наверное, Бог всё-таки меня уберёг, потому что муж ушёл, а возле него погибла женщина. Ей ногу оторвало. Думаю, корректировщик какой-то был, потому что только приходим за гуманитаркой или водой, только люди собираются, сразу начинается бомбардировка. Это невозможно передать словами. В тот день попали в Первую школу, где гуманитарку и хлеб давали. Две женщины были убиты и двое мужчин ранены осколками.

Нас бомбили постоянно. У нас во дворе мальчик грел воду. Ему осколком ранило ногу. Это я видела лично. 32 года мальчику. Он в госпитале лежит. Поднялась вверх, чтобы воздухом подышать.

И это хорошо, что я стояла в подъезде. У нас дверь всю повредило этими железными осколками, а мальчик упал и это было очень жутко. Мой сын служил, в пятнадцатом году был в АТО.

Он опытный, жгутом перевязал ногу тому парню, чтобы остановить кровь. Волонтёры отнесли на дверях этого мальчика в больницу, затем его в Курахово отвезли, потом в Покровск, потом в Днепр. Сын звонил ему, сейчас он где-то на Львовщине. Вот так на моих глазах мальчик "чайку попил".

А в четыре часа утра появляется самолёт российский. И начинает бомбить. И по селу, и по зернохранилищу — зернохранилище разбил, где хранилось зерно.

Потом я сидел на лавочке, во дворе. Подлетает самолёт. Над моим домом прямо пролетел. Мне страшно. Я развернулся — а там у нас лесное хозяйство. И попало туда в дом. Дом разлетелся. Мне страшно стало, я сразу в подвал прятаться. Перепугался, ну такое никогда не видел, чтобы дома — разрушаются, разлетаются. Это страшное дело.

Дома горели, разбивали дома, крыши сносило. По улице Шевченка, где я живу, там двухэтажный дом был. И люди сидели в подвале. Ударил снаряд, прямо во двор попал. Снесло второй этаж, машину повредило...

Село Долгеньке в Харьковской области. Я живу семь километров от него. Полностью стёрли, там нету вообще села, разбомбили. Мужики сидели чай пили, в кухоньке, снаряд упал, их разорвало. Их солдаты прикопали прямо в огороде...

В нашем селе обстреляли школу — в Долине, двухэтажный дом взорвался — разбомбили, много домов пострадало от войны.

Бомбили, ставили свои установки. Во дворах, там, где дома. Привозили, отстреливали. И уезжали. Мы потом сидели в подвале.

Когда узнали куда попало, куда целились — Господи, это у людей — это сложно назвать людьми. Ничего святого. Там прятались дети с Изюма. Там беженцы с Изюма. С Северодонецка. И там ничего. Кроме Лавры — там ничего такого. Как говорят они — они целятся только по военным целям. Нету там военных целей. Там есть Лавра.

Расстреляли у нас была христианская церковь “Добрая весть”. Они хотели заставить их расстрелять каких-то людей. Они отказались. Тогда они их расстреляли. Четырёх человек. У одного из них было восемь детей.

А теперь от Татьяновки ничего нет. Там улица шла к монастырю. Буквально с одной стороны улица, с другой стороны Донец – речка. И там уже ничего от улицы практически не осталось. Дома то ли горели, то ли одни камни остались. Соседи все, с которыми она жила раньше вместе – соседей нет. Те, которые остались там – люди погибли.

У нас курорт есть для “спинальников”, полностью разбили на курорте приёмное отделение. Большое такое здание было старинное, стены. Попала ракета и разбила наш курорт.

На Восточном там два дома разбили.

И ещё, у нас есть такой посёлок Семёновка. В 2014 году там стреляли. Там была психиатрическая больница областная. Разрушили так, что там вообще ничего не осталось. За это время всё отстроили, построили новый корпус. И опять, когда началась полномасштабная война – опять всё раскурочили.

Электричество пропадало. Стреляли ракетами, в подстанции попадали.

Знакомая у меня с работы, с которой раньше работал – она ехала на велосипеде в частном секторе. Что-то взорвалось, и её сильно изрешетило. В тяжелом состоянии.

И по школам они стреляли. Окна выбивало. И по домам тоже – возле домов. В основном ночью взрывались ракеты. Выбивало окна, двери, машины горели. Были и убитые, раненых много было, и дети там были.

Работал рынок долго, потом на рынок упала ракета. Часов в двенадцать, наверное, дня. Людей пострадало много. И рынок не работает.

Через пару дней в городе Коростень, на Житомирской, сбросили снаряд. Говорили, что около тысячи килограммов тротила было. Настолько сильный удар был, что где-то в глубину до четырёх – пяти метров. И яма там… Ну одним словом – озеро образовалось. Десяток домов было уничтожено. Многие пострадали.

Я постоянно звонил по телефону сёстрам. Они рассказывали, что видели в Киеве: очень многие мирные жители были просто мертвы. Лежали прямо на бордюрах, на дороге. Просто лежали мёртвые. Мои сёстры это всё видели где-то в течение двух недель. Как людей просто убивали. Были и дети убитые.

У нас завод, там зерно у нас. Четыре ракеты туда на заводе. Был дом – и уже у меня дома нет. Я построил двухэтажный дом, забор, много хозяйства. Всё в прах – яма примерно была глубиной двадцать метров.

Я звонил в деревню – обстреляли два дома. И два человека спрятались в погребе. И там погибли. Засыпало ли их – точно не знаю. А вот когда уже здесь был, недавно, я потерял сына. Он был у сестры. Сирена загудела – они в погреб. И разорвало погреб, и их.

Это Днепр, окраина Днепра. Домов там настроили – но они соединяются с городом. Не знаю, сколько ракет летело, но скосило подряд четыре дома. И так летели, что аж землю загребали.

У нас в Днепродзержинске пострадало село Карнауховка. Это прилегающая часть города. Там пострадало шесть человек. Это пенсионеры в основном. Частные дома там. Это рядом, буквально в десяти километрах от нас.

05.05.2023, Тарас Зозулинский

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------